Жюльетта. В нем тоже прорастает истина. Я же говорила вам: когда она ищет выхода…

Жанна. Очень любезно с вашей стороны…

Жак. Нет, Жанна, вас это нисколько не касается… Но мне показалось… Дело в том, что малейшее преувеличение…

Пьер. Нет, нет, не слушайте его, ничего подобного… С Мадлен дело другое, там речь идет не просто о преувеличении, а о вещах невероятных, о фактах… В каждом из нас есть нечто, и когда это нечто стараются подавить, оно сопротивляется… Ему надо прорваться… Это все равно что пытаться подавить… Ну, не знаю…

Люси. О! Послушайте, до чего мы дойдем, если каждый из нас по всякому поводу… Надо сделать усилие, превозмочь себя.

Симона. Это всего-навсего вопрос тренировки, самообладания.

Робер. Что касается меня, то должен вам признаться — и не ради похвальбы, нет, нет — эта истина может рваться на волю, сколько ей угодно… Я держу ее крепко, уверяю вас… В узде… Ничего не поделаешь, иначе не проживешь.

Симона. А знаете, это великолепно. Это признак настоящего здоровья. Я читала в одной книге по психиатрии, что тот, кто не умеет хранить тайну…

Ивонна. Вот именно. Лучше и не придумаешь. Это-то я и хотела спросить: что происходит с вашей истиной, Пьер, когда надо хранить какую-нибудь тайну? Рвется она на волю или нет?

Пьер. Конечно, рвется. И порой очень болезненно. Так и кажется, что вот-вот разразишься… Но бывают, само собой, случаи… приходится сопротивляться… данное слово… чувство приличия… Да что говорить, сами знаете…

Ивонна. А! Вот видите…

Пьер. Ну что я должен видеть? Что мне надо сдерживаться в отношении Мадлен? Из чувства приличия? Это уже слишком… Кому из нас, спрашивается, не хватает этого чувства приличия: ей или мне?

Жюльетта. А ведь верно, она издевается над нами.

Венсан. Пожалуй, что так… Когда она начинает хныкать по поводу своей нищеты… В один прекрасный день со мной случится то же, что с Пьером, я взорвусь…

Пьер. Вот видите. Он говорит вам то же, что и я. Нет ничего ужаснее, когда это начинает рваться на волю… Тут, кажется, можно убить и отца и мать…

Жанна. Но можно убить и себя. Такие случаи тоже бывали.

Пьер. Например, Сократ…

Жак. О! Прошу вас, не сравнивайте себя с Сократом.

Симона. Так, чего доброго, умрете не вы, а мы! Вы подвергаете нас самой настоящей пытке, и все ради того, чтобы восторжествовала ваша трехгрошовая истина.

Ивонна. К слову сказать, в данном случае речь идет о крупных грошах. И сколько бы ни издевались над тем, что дед Мадлен…

Люси. Да все этим грешат: одни больше, другие меньше. Мелкая ложь… Что поделаешь, люди испытывают необходимость привлечь к себе внимание… Каждый старается как может.

Ивонна. Что касается меня, то мне таких людей просто жаль.

Робер. А меня они забавляют. Признаюсь, мне они даже нравятся. Обожаю наблюдать за ними.

Жюльетта. Вам это нравится? Нравится, чтобы вам лгали? Тут есть что-то порочное…

Робер. Возможно… Но я уже говорил: что касается меня, то я эту истину держу в руках. В узде. Пусть себе рвется на волю сколько угодно, меня не проведешь. Впрочем, я не делаю никаких особых усилий. Вы же видели, когда Пьер взорвался, я, напротив, смотрел Мадлен прямо в лицо…

Венсан. О! Это отвратительно…

Жанна. Лицемер.

Робер. А вы что думали? Когда взрываешься, тут-то и попадаешься на удочку. Взять хотя бы Пьера. Все на него набросились: «Гадкий, противный. Зачем во всем видеть только плохое? Зачем быть таким жестоким?» Его считают чуть ли не убийцей. Не он, а другой, оказывается, невинно пострадал. И защищают не его, а другого. «Чувство приличия… Они имеют полное право… Пусть себе лгут…» Ну а я, я оставляю их в покое. Пускай делают что хотят. Мне это ничего не стоит. И уверяю вас, я нисколько не страдаю. Меня это ничуть не трогает. Еще чего.

Жюльетта. Но почему? Как вам это удается?

Робер. Не знаю… Это довольно трудно объяснить. Пожалуй, тут есть что-то инстинктивное… Поступаешь так или иначе без долгих размышлений…

Жюльетта (с жаром). Да, я понимаю, без размышлений… У некоторых это получается само собой. Есть совершенно особые люди, которые никогда не раздумывают ни секунды. Стоит им дать себе полную волю, как тут же, без всякого труда, они делают именно то, что нужно…

Жанна. Да, но нам, кому в этом отношении не повезло, нам, страдальцам, не могли бы вы все-таки показать…

Робер. Но как?

Жюльетта. Да, да, покажите нам. Я уверена, что и у нас это получится. Я уверена, что и сама смогла бы стать такой, как вы, и даже получать удовольствие… Надо только понять самую суть, я же чувствую.

Жак. Они правы. Продемонстрируйте нам свое умение.

Симона. Все дело тут, наверное, в тренировке.

Жюльетта. Это все равно как упражнения, развивающие гибкость… Мне кажется, я угадала: мы лишены гибкости.

Жанна. В общем, это своего рода гимнастика…

Робер. Да, пожалуй, в какой-то степени… Хотя, может быть, это больше напоминает бокс…

Жанна. Чего же мы ждем? Начинайте урок.

Робер. Извольте…

Ивонна. О! Как забавно. Похоже на психологическую драму…

Робер. Ну хорошо… Только кому-то надо пожертвовать собой… Нужен лжец.

Венсан. Я согласен.

Пьер. Вот и прекрасно. Мне кажется, вы как нельзя более подходите для этой роли.

Венсан. Поверьте, вы неостроумны.

Пьер. Нет, правда. Прошу прощения. Но только о какой роли идет речь? Я имею в виду, какого лжеца? Их столько, и таких разных…

Робер. О! Это не важно. Нашелся бы только завзятый лжец. Такой, с которым трудно бывает удержаться, кто выводит из себя и самых закаленных. Да вот, к примеру, Эдгар. Как только он заводит разговор о своих подвигах во время Сопротивления… Согласитесь, надо иметь немалую выдержку…

Жак. Очень хорошо, пусть будет Эдгар. Прекрасно. Когда он начинает, то даже я…

Робер. Итак, Эдгар. Играйте Эдгара. Начинаем. Приступайте. С видом скромным…

Жюльетта. И очень честным… Что касается меня, то при одной мысли об этом я делаюсь больна…

Симона. Вот именно… Эдгар великолепен. Начинайте.

Венсан. Ну что ж. (Откашливается.) Так вот. Подождите. Сейчас, сейчас. (Изменив голос.) «Знаете, храбрость — это не для меня. Я слышать об этом не могу».

Ивонна. Очень хорошо. Обычно он так и начинает.

Венсан. А все потому, что сам всего боюсь, в сущности, я порядочный трус.

Симона. В точности как он. Великолепно. Вы были бы